Правозащитница Алла Фролова: «Дело „Нового величия“ — попытка спецслужб прихватить молодежь на корню»

— Как вы узнали о деле «Нового величия»?

— Первая информация появилась 14 марта 2018 года накануне обысков. Она появилась как всегда из мониторинга: то, что я обычно делаю, пытаясь предугадать будущее. Я прочла сообщение о том, что в ЗАО Юго—Восточного округа раскрыто экстремистское общество. «Но вы скоро все узнаете», — так было написано на одном из подментованных ресурсов одного из телеграмм— каналов.

«Такой провокации я в своей практике еще не встречала»

— А вы следите за этими каналами?

— Да, за такими как «Опер слил», «Кремлевская прачка», «Криминал и пострелюшки» и т.п. На этих каналах всегда появляются первые фотографии с обысков. И есть сайт «Московская газета», и на нем тоже можно найти подобную информацию. И вот вдруг утром 15 марта появляется информация, что прихватили молодых ребятишек, которые помимо того что они экстремисты, много пьют и много гуляют. И по этому делу проходят обыски. Потом кто—то стал писать в ботах в телеграме «ОВД—ИНФО»: «Помогите, спасите!» «У наших друзей проходят обыски». Я зашла во «ВКонтакте», на страницу одного из тех, кто писал, и подумала: «Господи, какая „адская смесь“: Мальцев, Навальный, левые, правые, такой бред! Такая каша в голове». Когда я услышала название «Новое величие», я подумала: «Нет!». А статья 282 вообще очень опасная, и ее надо изучать. Потом 16 марта мы узнали, что в Дорогомиловском суде должны состояться суды по мере пресечения. И кто—то из активистов сказал, что поедет туда и посмотрит, в чем там дело. И потом он мне позвонил из суда и сообщил, что мама одной из девочек, Маши Дубовик, просит адвоката. Я стала искать адвоката, но это был вечер пятницы. И первый человек, которому я позвонила, был адвокат Максим Пашков. И более того, Пашков оказался по своим делам в этом суде. И он вошел в это дело, подписал договор с мамой, а в субботу позвонил мне и предложил срочно встретиться.

— Что он вам рассказал, когда вы встретились?

— Он мне сказал: «Подписки о неразглашении я не давал. Поэтому слушай!«. Я изучала материалы в субботу, воскресенье, полдня понедельника и потом сказала своим коллегам: «Нам нужен текст. Такой провокации я в своей практике еще не встречала». И мы неделю писали текст, мы бы опубликовали его пораньше, но случилась трагедия в Кемерово, и мы текст чуть отложили.

— То есть по первым же материалам дела сразу стало понятно, что речь идет о провокации?

— Да, там в деле есть внедренный сотрудник. В своем рапорте он пишет: «Я сходил на Житную, отчитался, получил указания, пошел туда—то».

— А теперь, когда вы получили доступ к большему объему материала, вы можете сказать, сколько в «Новом величии» было провокаторов?

— Расследование не очень—то двигается. Следственных действий особо не ведется. В основу положены первые допросы, которые состоялись 15 марта. Так что пока можно говорить, что провокаторов было как минимум трое, они все проходят как свидетели. Они давали показания 13 марта за два дня до обысков. Это некто Константинов «Руслан Д.«, капитан Максим Расторгуев — уголовный розыск и третий некий Кашапов, Росгвардия. И вот на основе их свидетельских показаний и возбуждено уголовное дело о создании экстремистской организации. В своих показаниях они говорят: «Я познакомился с тем—то и понял, что они занимаются противоправной деятельностью, и было решение внедрить меня туда». Гораздо хуже с Кашаповым, непонятно, кто он такой. Вроде бы он военный инженер, Росгвардия. Откуда появился «Руслан Д.», тоже непонятно.

— А как вообще началась вся эта история?

— Был молодежный телеграм—чат, который назывался «Клуб любителей». Ребята там общались. Возможно, они говорили о политике на фоне прошлогодних митингов, которых было очень много, в марте, в июне, был мальцевский митинг, потом выборы. Те, кто в этом чате переписывались, были очень разными: кто—то искал общения, кто—то в кого—то влюбился, в общем, довольно все запутанно. И в какой—то момент в чате появился как—то «Руслан Д.» Чат был открытым, и я думаю, что кто—то из его участников приглашал туда своих друзей. Они хотели знакомиться. И в этом момент появляется некий профессиональный провокатор. И вот в интервью «Дождю» он говорит, что он — никто, что он не сотрудник. Но он явно профессионал с точки зрения своей работы, с точки зрения психологии. Он увидел, кто из ребят чего хочет, увидел, как их «сделать», он этим воспользовался. Он их вытащил на одну, на другую встречу в «Макдональдс», все разговоры записывались, он сам подводил их к этим разговорам. Он в показаниях говорил, что они кидали «коктейли Молотова», стреляли из «Сайги». А «коктейли Молотова» — это горюче-смазочные материалы, это 70% масла и 30% бензина. «Коктейли Молотова» не являются оружием с точки зрения юриспруденции. А стреляли они из зарегистрированной «Сайги», и это тоже не является преступлением.

— А где они стреляли из «Сайги?»

— В деревне Хотьково, в заброшенном доме.

— И это представляется как тренировочный лагерь? А на самом деле, что это было?

— Показательная первая тренировка, когда кто-то из ребят на допросе четко говорит: » Мы поехали, нас было трое—четверо, точно не помню, прошли километр по полю, застряли в снегу и вернулись домой».

— И никто нигде не стрелял?

— Нет. Это все спровоцировано, подстроено.

— Фотографий нет?

— Возможно, есть оперативно-розыскные материалы.

— Сейчас фигурантов дела 10. Они все друг друга знали?

— Да.

«Никто не читал устав»

— А почему провокаторы выбрали именно эту группу молодых людей?

— По моим сведениям, двое из этих ребят имеют определенные заболевания с детства. Тот же Руслан Костыленков явно хотел быть лидером какой—то группы. Каждый из них как—то себя искал. Вот, например, Карамзин, был нереализованным юристом. А здесь какая—то движуха. Плюс современная молодежь очень мало имеет общения в офлайне, им не хватает общения. Плюс молодые девушки и парни уделяют им внимание. Девочки сами познакомились на собачьей выставке, кто—то из парней был знаком друг с другом, один привел в эту группу другого, так и познакомились. Известно, что в какой—то момент Аня Павликова хотела уйти из группы, а «Руслан Д.» ее не отпускал.

— Почему она решила уйти?

— Павликова решила уйти, потому что ей не понравилась ругань, которая началась в чате. Я просила адвокатов спросить у своих подзащитных, читал ли кто—то из них устав «Нового величия»? А устав стандартный, единственное, 12 пунктом там вставлена строчка : «Смена конституционного строя». Оказалось, что никто из них не читал устав.

— То есть все десять человек подписали этот устав, составленный провокаторами, не читая его?

— Да.

— А почему?

— Потому что они балбесы, потому что они не знали, что прежде, чем подписывать бумагу, ее надо читать. Но это приходит с возрастом. И хотя одному из фигурантов 38 лет, это неважно. Он просто никогда не сталкивался с такими вещами. Это мы знаем, что надо читать то, что подписываешь. Кто—то из них говорил, что не хочет подписывать, а другие не читали. Но главное: они не понимали всей серьезности этого дела.

— А сколько времени прошло от создания организации до обысков?

— В общей сложности, четыре месяца. То есть для организации, которая ставит своей целью свержение конституционного строя, это очень мало.

— А на что рассчитывали эти провокаторы?

— Звезды, премии — это понятно.

Вот, например, «Руслан Д.«, Константинов, этот провокатор пока полностью закрытый. Ведь если он не сотрудник ФСБ, МВД, как он говорит в интервью «Дождю» , то тогда его надо привлекать к ответственности. То есть если он не на работе, значит, он такой же преступник, как и все. А цель у провокаторов — создать иллюзию деятельности. В последнее время на деятельность спецслужб выделяется все больше и больше денег, и они должны создать «движуху», чтобы показать, что они отрабатывают эти деньги. Они отрабатывают доверие партии и руководства. И еще один момент: запугивание. Ведь должно быть страшно, ведь все испугались. Они ведь с обысками пришли по всем адресам, всех положили «мордой в пол». И когда они у девочки Ани нашли значки с Гарри Поттером и спросили: «Это что, экстремистские значки?» Что это, если не запугивание? Меня, например, удивила жесткость по отношению к Руслану Костыленкову. В письме из СИЗО он заявляет, что при задержании его били и пытали. Меня удивляет, что при таком деле в каком—то районном управлении СК смеют применять силу к задержанному, что даже СИЗО не смогло скрыть, что были следы — он весь был избитый.

— То есть они чувствуют свою полную безнаказанность?

— Да. И сейчас они столкнулись с тем, что общество недовольно. А общество недовольно самой этой статьей об экстремизме , потому что каждый второй может быть признан экстремистом. Второе — речь о наших детях, пусть даже одному из них 17, другому 30 лет. Вот еще один фигурант этого дела — Вячеслав Крюков учился на втором курсе в юридическом университете, его взяли в общежитии. Он учился на бюджете, он умный парень, приехал из другого города, поступил на бюджетное отделение, он хотел быть прокурором, адвокатом, юристом, но он не увидел подвоха во всей той истории. Значит, можно предположить, что ничего такого там не было. Что все это внутри преподносилось как какая—то игра и просто общение, а возможно, в деле есть то, что мы не видели, всякие эти оперативно— розыскные мероприятия, возможно, там сам провокатор вбрасывал какие—то фразы или на что—то ребят «разводил».

«Из десяти фигурантов я уверена в восьми»

— Ведь вы пока не знакомы со всем материалами дела, также, как и адвокаты?

— Да, конечно. Еще следствие идет. Все пока основано на показаниях трех людей. Все трое — это скорее всего сотрудники спецслужб.

— Кто—то из обвиняемых признает свою вину в участии в экстремистском сообществе?

— Из десяти фигурантов стопроцентно я уверена в восьми.

— Почему четырех мальчиков посадили сразу под домашний арест, а остальных четырех взяли под стражу?

— Это непонятно. Я знаю, например, что Маша Дубовик не была ни на одной тренировке. Но я думаю, что девочек взяли под стражу, чтобы их запугать. Адвокат одного из четырех мальчиков, которые сидят под домашним арестом, общался с нашими адвокатами, и мы знаем, что этот мальчик не дает показаний. У второго мальчика — адвокат Ильнур Шарапов из «Агоры». А вот про двух других мальчиков мы не знаем, дают они показания или нет.

— Их адвокаты с вами не общаются? То есть пока единой команды адвокатов не сложилось?

— Можно сказать, что есть контакт с адвокатами восьмерых фигурантов, с двумя — пока не получается. Будем надеяться, что адвокаты Рустамова и Гаврилова все—таки выйдут на связь с нами.

— Правда ли, что все фигуранты дела «Нового величия» не были активистами каких—либо оппозиционных движений, а просто интересовались политикой, как ей вообще интересуются молодые люди сегодня?

— Они не состояли ни в каких движениях. Они интересовались тем, что происходит в стране, наблюдали за всем, что происходит, и последним из таких действий было 5 ноября (митинг, организованный Мальцевым — З.С.), в конце ноября они все стали знакомиться, естественно, они все обсуждали.

— Следователи обратились в суд, чтобы девочек перевели под домашний арест, мотивируя тем, что следствие закончено. А вы говорите, что дело никак не расследуется.

— Да, следствие идет. Мера пресечения всем продлена до 13 сентября. И я считаю, что та мотивировочная часть, которую сейчас описывают следователь с прокурором, подходит для всех фигурантов дела. То есть надо всех выпускать под домашний арест. А вообще, сами эти молодые люди не подпадают под 282 статью УК. Они сами ничего не сделали, их подтолкнули, более того, работа спецслужб должна была их остановить. Поэтому вот Лев Пономарев ведет общественную кампанию, которая должна доказать, что дело основано на провокации, следовательно, оно должно быть прекращено. А виновные в этой провокации должны быть наказаны, потому что они, грубо говоря, не предотвратили попытку подрыва конституционного строя, как они пишут в своих рапортах.

— Их обвиняют в попытке подрыва конституционного строя?

— Да, в попытке смены власти.

— Их было десять человек. О каких боевых действиях идет речь? Они что, собирались идти на Кремль?

— Нет, это там не обсуждалось.

— А что тогда?

— Один из провокаторов, кажется, Максим Расторгуев, говорит в показаниях, что «нам нужен штурмовой отряд», и временно он был руководителем этого отряда. То есть он говорит о штурмовом отряде, а другой провокатор собирает деньги на офис. Причем с них он собирал по 200 рублей, а мы прекрасно знаем, сколько стоит офис в Москве. Он доплачивал из своего кармана. Они каждую неделю проводили собрания в этом офисе. И по идее эти штурмовые отряды, как записано в программе, должны были противодействовать органам МВД, отбивать своих. Программа тоже была написана Русланом Д. Похоже, что вся эта история была рассчитана не на десять человек, а на побольше. И они собирались прихлопнуть всех сразу.

— В программе «Нового величия» сказано, на кого они хотели сменить власть? У них был свой лидер?

— Нет, у них был только лидер Руслан Костыленков, которого били, наверное, для того, чтобы он сказал, что он их лидер. Да нет, они не формулировали, на кого они хотят власть сменить. Они вообще играли в другие игры. Их вообще рано взяли.

— Почему?

— Они все хотели уйти из этой организации, потому что почувствовали какой—то подвох. А вообще, я думаю, что те, кто все это задумал, готовили их подвести под 205 статью УК РФ («участие в террористическом сообществе» — З.С.). Если бы они их еще несколько раз повозили бы покидать яблоки, груши, «коктейли Молотова», банки, склянки, то они бы их подтянули к 205-й статье. Ведь сидят вот так сейчас «мальцевские» (последователи Вячеслава Мальцева, члены группы «Артподготовка» — З.С.), ведь больше половины из них сидят просто так, потому что они в тот день неправильно вышли на улицу.

— Объясните, почему дело «Нового величия» оказалось еще более абсурдным, чем дело «Сети»?

— Фигуранты дела «Сети» все—таки имели какие—то политические убеждения, а в «Новом величии» нет. Вот, например, один из этих пацанов вместе с мамой был в группе очередников, которым 23 года не давали квартиру.

— Это социальный протест?

— Да. И часто бывает, что твой социальный протест переходит в политический, когда ты понимаешь, что все твои социальные проблемы от того, что происходит в стране.

«Пусть мизерный шанс»

— Что нужно сделать, чтобы дело «Нового величия» было прекращено? Если его прекратят, то к ответственности должны быть привлечены провокаторы, а это ведь невозможно для власти?

— Я тоже считаю, что это, конечно, мечта. Нужно продолжать общественную кампанию. Нужно договориться со всеми адвокатами, чтобы была единая позиция, о том, что их подзащитные не виноваты, что они стали жертвами провокации. И потом всем вместе добиваться возбуждения дела против провокаторов.

— Те ребята, которые находятся в СИЗО, знают о резонансе, который сопровождает это дело?

— Да, конечно, и письмо Полетаева из СИЗО, которое мы опубликовали, появилось еще до освобождения девочек, когда было совсем непонятно, что их переведут под домашний арест. Видимо, до них в СИЗО дошла информация, что о них говорят, и больше говорят о девочках. Я много раз объясняла, что я готова помогать и мальчикам, но, если на меня не выходят родители, то как мне быть? Я без них не могу ничего делать.

— А родители с вами связываются?

— Да, наконец начинают общаться.

— Родители Павликовой и Дубовик сыграли большую роль в привлечении внимания СМИ и общества?

— Да, большую роль. Родители всегда играют большую роль, также как и в «деле Сети», когда родители объединились. К сожалению, у них есть одна проблема — слишком много времени было упущено. Они сначала поверили, что, если они будут молчать, их сыновьям будет хорошо.

— Их обманули?

— Конечно.

— Как вы считаете, искусственное создание «дела Нового величия» это ответ власти на протестные акции Навального, на которые вышло так много молодежи?

— Да. Это вхождение спецслужб в их поле. И особенно в сетевую активность. То есть Навальный пошел в их поле. И спецслужбы пошли туда, они хотят на корню молодежь там прихватить, чтобы они, не дай Бог, не вышли на улицу.

— И все—таки, как по—вашему, возможен позитивный сценарий — «дело Нового величия» закрыто, фигуранты дела на свободе?

— Я верю в это. Меня вообще трудно чем—то удивить. Мы ведь, когда ходим на суды, знаем, чем они закончатся. А здесь я верила. Пусть мизерный шанс, я верила, что можно что—то поменять, вот позвать адвоката Генри Резника, адвокату Москаленко я объясняла, как я понимаю, что можно попробовать сделать. Марш матерей — это была сказка. Меня этими акциями не удивишь, а вот здесь была гениальная идея, и это все вместе сложилось. А когда следователи и прокуратура обратились в суд с тем, чтобы поменять меру пресечения, я в первый момент не поверила.

Я подумала: «Как это просто — вот они, вышли с таким предложением, а неделю назад говорили, что девочки — опасные преступницы, могут убежать. И я считаю, что если сейчас у нас получится, если у мальчиков будет желание говорить, будет твердость адвокатов для выработки единой позиции, мы им поможем. Лев Пономарев поможет, уполномоченный по правам человека Татьяна Москалькова поможет. Когда запущены все инструменты, когда умно проводятся две кампании — адвокатская и общественная, которые не должны между собой пересекаться, может быть результат. Одни делают свою работу, другие, чтобы не навредить — свою. Если бы мы за каждого так боролись… Я считаю, что шансы, конечно, есть. Или, вернее, мне бы очень хотелось, чтобы они были…