«Возможно, придется ждать справедливого суда уже за решеткой»
В Дзержинском районном суде Санкт-Петербурга идет слушание по делу Дмитрия Мякшина — того самого несовершеннолетнего, который якобы выбил омоновцу зуб во время акции 12 июня на Марсовом поле. Юношу обвиняют по ч.2 ст. 318 УК РФ — применение опасного для здоровья насилия в отношении представителя власти. Ему грозит до 10 лет лишения свободы. Приговор по делу подростка, как отмечают в суде, будет объявлен не раньше января. Не смотря на длительные судебные тяжбы, Мякшин не падает духом — учится в университете и продолжает регулярно помогать штабу Навального. Открытая Россия поговорила с активистом о том, как проходит рассмотрение его дела, и к чему он готовится в преддверии решения суда.
— В суде история с твоим падением на ОМОНовца обрастает новыми подробностями. Утверждают, что ты «разбил лицо полицейскому», «встал в боевую стойку», «показал f*ck», «ударил кулаком в лицо», причинил ОМОНовцу «кратковременное расстройство здоровья»…
— Падал не я на него, а он на меня. Все произошло на Марсовом поле. В этот день, 12 июня был митинг, и за несколько минут до случившегося я стоял на монументе (Памятник жертвам революции). Вдруг я услышал, что толпа шумит, все стали показывать пальцем мне за спину. Я обернулся, и увидел бегущего за мной ОМОновца, слегка пробежал от него по монументу, спрыгнул. На меня накинулась толпа ОМОНовцев — сверху и сбоку. Они меня повалили, и в ту же секунду я уже был скручен. Меня потащили к автозаку. Я вообще тогда не заметил, что кто-то пострадал. На записи видно, что я в стойку не встаю, не машу кулаками. Долгое время мне казалось, что всем очевидно — дело шито белыми нитками. Но несчастный ППСник и его свидетели придумывают все новые и новые небылицы. Я подумываю даже подать встречный иск — заявление о клевете. Я столько ложной информации о себе никогда не слышал. Оказывается, я тот ещё «общественно-опасный элемент».
— Что было после задержания?
— Меня посадили в автозак, откуда я успешно сбежал. В тот день со мной вообще никто не общался — ни росгвардейцы, ни полицейские, ни сотрудники «центра „Э“». К этому же апеллирует и моя защита. Если бы я действительно ударил ППСника, меня бы сразу же отвели в отдельную машину, а не в общий автозак к другим административным правонарушителям. Но, так как я действительно ничего не делал, и они ещё не придумали шить на меня уголовку, меня оттащили к автозаку с административными задержанными. Я там минуту где-то пробыл и сбежал.
— Как ты узнал, что на тебя завели уголовное дело?
— Сразу после митинга я читал новости и увидел заголовок: заведено уголовное дело на неустановленного мужчину, который ударил сотрудника полиции по лицу. «Ну дурак! Зачем так делать — глупо очень», — подумал я тогда, а понял, что это оказывается обо мне, только когда меня арестовали. «Эшники» скрутили меня прямо перед домом. Выхожу один я на дорогу, значит, на сдачу ЕГЭ, иду такой в пиджачке, и вдруг резко тормозит машина, оттуда выпрыгивают двое в штатском, достают удостоверения и заявляют, что я арестован. Меня повезли сначала в МВД, потом в Следственный комитет.
— Сколько тебе лет?
— Во время задержания мне было 17, и допрашивать меня могли только в присутствии родителей. Мама приехала к отделению, но ее не пустили. На меня оформили две административки (КОАП 19.3 и КОАП 20.2) без родителей. Сфоткали у стенки с ростомером, откатали отпечатки — тогда я не знал, что они не имеют права их снимать, а дальше повезли в Следственный комитет. Здесь уже родителей пустили. А вот там уже мне впервые предъявили обвинение по уголовному делу.
— Какая позиция у твоей защиты?
— Мои интересы в суде представляют адвокат Виктор Эрикович Мортан и общественный защитник, координатор штаба Навального Денис Михайлов. Штаб Навального активно принимает участие в моем судебном процессе. Мне оплатили административный штраф и предоставили юриста. У защиты собственно три основных тезиса. Первый и наиболее важный —— скорость движения человека. На записи есть только один момент, где не видно, что именно я делаю. Он длится милисекунды.
Обвинение уверяет, что вот именно тогда я и встал в боевую стойку. За такое время физически невозможно принять исходное положение и ударить по лицу. Второе важное уточнение: потерпевший находился за моей спиной. Исходя из версии обвинения, я должен был приземлиться после прыжка с постамента, развернуться, ударить и повернуться обратно. Все это конечно, как Брюс Ли, — за секунду. Третий тезис: если бы имел место удар, то это бы увидели другие полицейские, так как на земле меня схватили сразу несколько человек. Они бы тогда меня прямо там и задержали бы и увели бы в отдельную машину. Но сразу они этого не сделали. И важный ход для моей защиты — официально мы заявили только одного свидетеля, но на самом деле у нас их ещё четверо. Они будут заявлены в конце судебного процесса. Пока мы не называем имен — опасаемся давления на них.
— Пока в суд приходят только свидетели стороны обвинения. Расскажи о них?
— Единственный заявивший, что видел, как я бил полицейского, это человек из его полка. Он пришел на прошлое заседание и абсолютно на все вопросы отвечал «не помню». Его спросили «где вы живете?», а он — «не помню». Или на вопрос: «В тот день, в какое время суток вы выходили в дежурство?» он тоже ответил «не помню». У него уточняли, как он добирался до Марсова поля — пешком, на личной машине или на автобусе? Он подумал и ответил «Ну не знаю, но уж, наверное, не пешком!». На вопрос «На кого вы учились?» этот человек ответил: «бакалавр».
Понятное дело, что он ушел в отказ по всем подробностям и нюансам самого удара. Потом ему зачитали протокол, где он детально все описывает, спросили его ли там подпись. Он реально пять минут стоял молча, я даже засекал время на часах. Через пять минут он, рассматривая подпись, не спеша ответил «я не помню». На него надавили, потому что на этот вопрос нужно получить точное «да» или «нет», ну и в результате он долго мялся, сказал «ну, может, и моя», помолчал ещё и добавил «все-таки, моя».
— Судья вообще видела это злополучное видео?
— Да, видео смотрели, следствие его с самого начала прикрепило к материалам дела. По идее, это видео и есть самое неопровержимое доказательство моей невиновности. В цивилизованных странах дело бы уже было закрыто или просто не было возбуждено на основании этой записи. Но только не у нас.
— Как твои родители относятся к этому процессу?
— Они, конечно же, за меня переживают, поддерживают. У нас абсолютно разные политические взгляды, они путинисты. Но, однако, обвинение серьезное, временно всем не до политики. Несмотря на «кафкианский» процесс, менее ярыми приверженцами Путина они не стали. Может быть, виноват советский менталитет — им едва ли можно внушить что-то новое.
— Какие прогнозы по твоему делу?
— Процесс идет вовсю, я думаю, что будет ещё около шести-семи заседаний. За одно заседание опрашивают одного, максимум двух свидетелей, плюс ещё улики какие-то собираются предъявить. Судья Бражникова сама сказала, что приговор сто процентов только после нового года будет вынесен. Она, на самом деле, весьма адекватная женщина, мне повезло. Прокурор во многих случаях без причины требовала отказать нам в ходатайствах, но судья далеко не всегда к ней прислушивалась. Через несколько заседаний свидетели обвинения стали настолько бездарно отмалчиваться, что даже прокурор стала задавать им всякие каверзные вопросы. Как ни странно, суды вроде как идут в мою пользу, сами свидетели своей некомпетентностью доказывают, что я не виновен. Однако мне это не поможет, если дело все-таки политическое. В нашей стране часто бывает так, что приговор часто заранее готовится и не самим судьей. Пока неясно, решает ли мою судьбу независимый суд. Но скорее всего меня признают виновным и мне грозит реальный тюремный срок, хотя хочется верить в иное.
— Ты перестал заниматься политикой после этого дела?
Сейчас я под подпиской о невыезде. Я помогаю штабу Навального, являюсь координатором вверенного мне района по агитационной работе. Иногда помогаю с верификацией паспортов. Я уже подсудимый. Мне терять особо нечего, а помогать кампании я буду, пока могу это делать. Навальный сейчас самая сильная фигура на политической арене. Но больше всего меня вдохновляет даже не он сам, а многие рядовые волонтеры. Это ребята, которые после работы и учебы раздают агитку, общаются с населением, приходят на митинги и не боятся отстаивать свою точку зрения. Все, кто думает, что это глупости и хайпожорство, пусть приходят ко мне на судебное заседание и воочию убедятся, что волонтеры в наше время реально рискуют. В тот день на моем месте мог оказаться любой другой активист. Мне просто не повезло.
— Если решение будет принято не в твою пользу — будете бороться, обжаловать?
Конечно, сначала в суде высшей инстанции, затем в ЕСПЧ. Я верю, что Европейский суд по правам человека меня оправдает. Но рассмотрения дел там ждут годами. Возможно, мне придется ждать справедливого суда уже за тюремной решеткой.