Капкан на БАРСа

Выпускник 2011 года философского отделения истфака БФУ им. И. Канта (выпускная квалификационная работа «Образ России в социально-философской рефлексии В. Шубарта и Л. Мюллера»; сфера интересов — русская философия), отец четверых малолетних детей (от 2 до 8 лет), Оршулевич, согласно последней редакции обвинения, не позднее июня 2008 года создал БАРС, преследуя цель дестабилизации политической обстановки в Калининградской области и в конечном итоге изменения режима госвласти в регионе для его выхода из РФ. Помимо того, призывал к убийству Путина: действуя в составе организованной группы с Мамаевым и Ивановым, изготовил и в период с 26.05.2017 по 27.05.2017 (дата задержания) разместил неустановленным способом в общественном месте листовки с символикой террористического сообщества БАРС, побуждающие к убийству президента РФ.

Ранее следствие утверждало, что обвиняемый создал экстремистское сообщество, целью которого являлся насильственный захват власти в области путем совершения ряда экстремистских преступлений, направленных на выход региона из РФ и его независимое существование в составе Евросоюза.

Вот что показательно: само подполье, экстремистское оно или террористическое, — общественное движение БАРС — вовсе не признано ни тем, ни другим, в РФ оно не запрещено, страницы в соцсетях не заблокированы. А люди сидят.

Документ

Полтораста лет назад фон Лембке заявил в Петербурге о необходимости часового у дверей губернаторского дома, а Верховенский заметил: «Пожалуй, одного-то мало, чтобы вас уважали. Вам надо непременно двух».

Оборотной стороной этих штыков всегда являются заговоры. Они непременно нужны — для удержания власти.

В Калининграде часовых не один и не два — область ими напичкана. Весной 2017-го оказалось, что и с заговорами порядок. Вскрыто подполье, то ли 9-й, то ли 11-й год вынашивавшее умысел отторгнуть область от России. Обнаружены арсеналы, приуготовленные для победы над гарнизоном: автоматы игрушечные, зато патроны — полтора десятка — самые настоящие. Правда, ржавые, времен Второй мировой. Еще найдены граната без взрывателя и гранатометный выстрел ВОГ-25 без гранатомета. А также трафареты «для нанесения надписей экстремистского содержания».

Наверное, Калининград захватить возможно и с трафаретами, и с глиняным пулеметом. Вот только будет суд, и как чекистам, ведущим следствие, доказывать заговор? Какими чудесными нелинейными связями? Все-таки криминалистика — не квантовая физика, а УПК — не Ветхий Завет.

Однако и тут есть методика. Незадолго до ареста глава заговорщиков рассказал о своих взглядах, предугадав развитие скорых событий. Ложное обвинение, сказал он, формально доказывается с помощью клеветнических показаний платных провокаторов, несовершенства законодательства, позволяющего под экстремизм подвести что угодно, и ангажированной следственной экспертизы.

Оршулевич не назвал тогда еще один ингредиент. Может, надеялся что минует его. Зато исключительно о нем — сейчас, в записках из тюрьмы. О пытках.

Нет в его записках удивления, какого-то нового знания. Но дважды Александр останавливается на диком диссонансе — за окном пыточной продолжается обычная жизнь, он слышит гудки автомобилей, голоса прохожих. Это политическая работа огромной важности — в десяти метрах от вас пытать человека, вот за этой стеной, за стеклопакетом, и чтобы вы об этом не думали, и чтобы он понимал, что до него нет никому дела.

В этих записках — один день, 28 мая 2017 года. Некоторые их особенности, начиная с заголовка, прямо указывают на идеализм автора.

«Фразеры не опасны», — говорила в «Бесах» губернаторша, жена фон Лембке. Но если провокаторы записывают разговоры при чаепитиях у священника, вот что с фразерами делает Россия дальше.

«В логове железного Феликса

1. Вещий сон

На пороге они. Темные лица. Пришли за мной. Узнаю одного из них по глазам. Бежать! Выпрыгиваю из окна первого этажа. Никого. Надо торопиться. Но почему я бегу так медленно? И почему я не одет? Нет, далеко я не уйду… Будильник! Как хорошо, что это сон.

2. Надо потерпеть

Стук в дверь. В глазке — они. Темные лица. Пришли за мной. «Кто там?» — «Участковый! Открывайте!» Без мыслей проворачиваю щеколду. На мгновенье узнаю одного из них по глазам.

— Лежать, руки за голову! Лежать! Руки за спину! — холодная сталь браслетов неуклюже обжимает запястья. — Проходи давай, проходи! — на голову надевают пакет. Слышны возмущение жены, недоумение детей, шум множества враждебных голосов. Точно как во сне. Значит, так должно было случиться? Значит, надо потерпеть. Господи, помилуй!

3. Вещдоки

— Это ваше? — чекист с волосатыми руками в прорванных от спешного натягивания медицинских перчатках протягивает мне то испачканные свежей краской трафареты со странными словами, то баллоны с краской, то откуда-то вытащенные кипы листовок подозрительного содержания. Это подлог. Они далеко готовы зайти. Понятые! Ах, да… Два холодных типа со стеклянными глазами неодобрительно покачивают головами.

— Это преступление, — обращаюсь к, по-видимому, старшему группы, матерому чекисту с наглыми повадками, — вы понимаете, что сейчас совершаете преступление?

Тишина в ответ, мне не смотрят в глаза.

4. Поехали!

Захлопывается боковая дверь черного микроавтобуса. Я с трудом помещаюсь на полу, лежа на спине со скрученными руками поперек салона, зажатый между сидящими на диванах пятью спецназовцами и одним старшим опером ФСБ.

— Что-то он очень удобно расселся, — указал на меня матерый чекист. Посыпались удары. Короткие, точные, больные, но сдержанные. — Ты еще не понял, что попал и что тебя ждет. Ну так я тебе сейчас расскажу.

Но я прислушивался уже не к угрозам, а к тому, что творилось в эти минуты в моей душе: «Так вот он, момент истины? Выдержу ли, одолею ли? Я не имею права бояться». До конторы остается ехать 30 километров. Господи, дай мне сил!

5. Настоящий фашист

— Давно бы тебя грохнули, суку! Таких, как ты. Чё смотришь? — продолжал захлебываться ненавистью безымянный опер. — Слушай, что тебе говорят! — упал на мою голову справа кулак спецназовца в маске. — Ты, вот ты, самый настоящий фашист! — значительно и с расстановкой подытожил опер.

— Я не… — прямой удар в переносицу заставил меня замолчать. Из носа потекла кровь, в ушах зазвенело, а из другого угла уже доносилось о великом подвиге дедов и необходимости самых беспощадных мер в борьбе с такими, как я. Кажется, мы уже в городе, осталось немного — крепился я, обнадеживая себя скорым окончанием пыток.

6. Предатель родины

— Одень ему свитер на голову, — шерстяные рукава взятого мной из дома свитера туго затянулись на моей шее, и меня выволокли из машины во внутренний двор чекистской конторы. С заломленными за спину руками, с замотанной наглухо головой, я шел, не разбирая пути и спотыкаясь. Коридоры и лестницы казались бесконечными. — Заходи. Стой. На колени! — я почувствовал перед собой стену кабинета. — Голову! Голову опусти! Остальных привезли?

— Да, с ними сначала, а в конце уже Орша… — сзади ко мне кто-то подошел. — Давай рассказывай, с кем из журналистов иностранных встречался?

— С кем я разговариваю?

— Тебя это не должно… — окончание бранной фразы поглотил треск от удара линейкой по моему затылку. — Я спрашиваю, что ты говорил им о нас?

— Говорил, что в России при Путине нарушаются права и свободы граждан.

— Ну теперь не будешь… — от нового удара линейкой в глазах сверкнуло, и я прижался лицом к стене. Окно кабинета выходило, очевидно, на проспект, потому что через открытую форточку отчетливо доносился гул машин и шум людского потока.

7. ГТРК

В коридоре послышались новые голоса, и в кабинет кто-то вошел:

— Так, его вместе с Мамаевым! — меня схватили с двух сторон и поволокли по коридорам и лестницам вниз. Шум города усилился. И вот я понял, что уже нахожусь на улице. Из разговоров чекистов между собой сообразил, что меня привели для съемки кадров «задержания» оператором местного телевидения. — Руки на кузов машины! — приказали мне, сопроводив слова ударом в спину. — Ноги шире! Шире! Еще! — молодой спецназовец тщательно похлопал меня по всему телу сверху вниз.

— Снято! — снова наручники, снова казенные сырость и холод подвалов и коридоров. — Мне нужно, чтобы вы их провели вот так, — тихо и неуверенно попросил кто-то, очевидно, оператор. От быстрой ходьбы по этажам я задыхался. Свитер на голове сбился набок. Спецназовец заправил обратно вывалившийся поверх футболки на мою грудь серебряный крестик, и началась съемка.

8. Право выбора

Снова в кабинете, лицом к стене и на коленях.

— Тебя больше не будут бить, — звук давно знакомого вкрадчивого голоса отвлек меня от тяжелых дум. — Ты знаешь, Саша, что от тебя требуется.

— И что же? — спросил я. Собеседник недовольно и устало вздохнул, будто обидевшись на мою неучтивость: — Саша, ведь получишь по полной… Думай и решай.

— Я не стану клеветать, — твердо произнес я давно решенное и несомненное.

— А семья, дети, что будет с ними? А отец Николай? Ты понимаешь, что он в его возрасте живым не выйдет из тюрьмы?

— Я все понимаю, — медленно произнес я, колени ныли от острой боли, шея отекла от неудобного положения, а время тянулось мучительно. Удары линейкой повторялись еще много раз, неожиданно и сильно. А в коридоре в это время на меня махнули рукой: — С этим бесполезно, упертый. «Слава богу!» — подумал я.

9. Дружба

Прошло несколько часов ожидания в болезненном положении тела. Свитер на голове намок от дыхания, пота и крови. Становилось все тяжелее дышать и стоять на коленях, которые, казалось, режут острыми ножами. Спина изнывала от усталости.

— Что ты пыхтишь? — поинтересовался охранявший меня спецназовец.

— Задыхаюсь, — ответил я озлобленно.

— Можешь сесть на пол, — снизошел чекист и поправил мне свитер на голове, чтобы я мог дышать. Сев, я почувствовал невероятное облегчение, но уже спустя полчаса тело снова дало о себе знать ноющей болью во всех частях. — Голову вниз! — мгновенно реагирует страж на непреодолимое желание развернуть отекшую шею, подкрепляя сказанное хлестким ударом линейкой по макушке.

Вдруг я услышал, как к двери кабинета подошли двое. Первый, явно указывая на меня, спрашивает:

— Видишь его теперь? Ну что, будешь с ним дружить? — после короткого колебания тоненький юношеский голосок отвечает:

— Нет, не буду.

— Что?

— Не буду дружить, — громче повторяет запуганный парень, глядя на мое жалкое положение. Чекист удовлетворенно закрывает дверь.

10. Ничего личного

Меня вели на допрос последним. Уже вечереет, в коридоре тихо, из сотрудников остаются только несколько спецназовцев и следователь в своем кабинете.

— Садись! Снимите ему это… и наручники тоже! — на несколько секунд солнечный свет ослепляет меня после восьми часов пребывания с обвязанной головой. На руках остаются глубокие порезы от затянувшихся браслетов. — Это они тебя так по лицу? — спрашивает участливо следователь. — Ну, их можно понять, часто ездят в Чечню, — и дальше, когда последний спецназовец вышел из кабинета, добавляет уже негромко: — Я сразу бы хотел сказать вам перед началом допроса… Гм… Ничего личного, — не ответив на эти многозначительные, а в сущности, трусливые и подлые слова, я молча поднял голову и посмотрел поверх следователя. Над столом висел огромный масляный портрет Дзержинского — знамение прошлого века. А за окном продолжалась жизнь странного города в самом центре Европы. Слышались гудки автомобилей и голоса праздных прохожих, которым до меня не было никакого дела.

Июнь 2017 г.».

Пояснение к 9-й главке «Дружба»: 29 мая 2017-го, на следующий день, Оршулевич рассказал в суде, что его демонстрировали стоящим на коленях со свитером на голове, чтобы запугать несовершеннолетних перед дачей показаний. Среди известных (не засекреченных) свидетелей по делу — подростки.

Все присутствовавшие тогда в зале суда по мере пресечения не могли не видеть ссадину на переносице Александра.

Дело

Марию Бонцлер, адвоката Оршулевича, по ходатайству ФСБ от дела отстранили, так как она представляла свидетелей из «Открытой России». Бонцлер также подавала жалобу в ЕСПЧ от имени Николая Сенцова, требуя его освобождения по состоянию здоровья. Вот что она рассказывает «Новой» о деле БАРСа:

— 27 мая 2017 года региональное УФСБ возбудило дела против Оршулевича, Николая Мамаева, Игоря Иванова по ст. 282 УК РФ. Оршулевича обвинили в создании в 2008 году экстремистской организации БАРС с целью насильственного захвата власти в области. 28 мая — обыски и задержания, 29 мая — суд, с тех пор они содержатся в СИЗО Калининграда в одиночных камерах. По словам обвиняемых, всем троим при обыске подбросили трафареты с надписями: «Смерть Путину», «Бей жидов, спасай Россию». Оршулевич при задержании избит и подвергнут пыткам и издевательствам, после чего у него возобновились приступы эпилепсии, которых не было более 7 лет. Теперь Оршулевич обречен, видимо, навсегда принимать сильнодействующие лекарственные препараты, пагубно влияющие на здоровье, а на нем — четверо малолетних детей. Также Оршулевичу инкриминируют вандализм 2011 года (кто-то изобразил свастику на мемориальной доске жертвам «Хрустальной ночи»), но его причастность — прошло 8 лет — так и не доказана.

В 2011 году Оршулевича осудили за публичный призыв к экстремистской деятельности по ст. 280 УК РФ — по провокации агента ФСБ. И в дальнейшем он был известен как активист, агитирующий за возвращение Калининграду его изначального названия Кёнигсберг. Он активно давал интервью, в т.ч. иностранным журналистам. В феврале 2017 года, после представления облпрокурора о недопустимости экстремизма, Оршулевич вышел из БАРСа. Руководителем стал Иванов. Мамаев, он же иеромонах Николай, является священником РПЦЗ, в печатном издании БАРСа постоянно ругал РПЦ и патриарха Кирилла.

БАРСом занимается следственный отдел УФСБ. Сначала пытались привязать дело к калининградскому Русско-немецкому дому. Якобы он финансировал БАРС. После резкого разговора Меркель с Путиным Русско-немецкий дом оставили в покое, а БАРС попытались «присобачить» к Калининградскому отделению «Открытой России». 26 августа 2017 года одновременно проведены обыски у всего актива «Открытки» (5 человек), в тот же день СМИ сообщили, что БАРС является «боевым крылом» «Открытой России» (цитата по близкому к силовикам каналу РЕН ТВ. — А.Т.). Но и эта версия, по-видимому, не срослась, поэтому 27 сентября 2017 года задержали Николая Сенцова. Он никогда не был членом БАРСа и не мог им быть: БАРС являлся узкой группой (10 человек за все время его существования), которые были исключительно членами РПЦЗ, а Сенцов — протестант. Вся связь Сенцова с БАРСом в нескольких совместных публичных акциях, куда приглашались все желающие. Сенцов изучал историю Восточной Пруссии и собирал, легально покупая через профильные сайты, макеты оружия. Их невозможно использовать в качестве боевого. При обыске, изъяв все эти макеты, сотрудники ФСБ, по утверждению Сенцова, подбросили ему боеприпасы: один гранатометный выстрел, гранату без запала и несколько разнокалиберных патронов. На них, как и на трафаретах, нет ни отпечатков пальцев, ни биологических следов обвиняемых. Еще у девушки Сенцова при обыске изъяли несколько патронов времен Великой Отечественной. Сенцова тоже обвинили по ст. 282, написав в обвинении, что у него имеется еще несколько схронов с боевым оружием, которые ФСБ пока не может установить.

Проведено более 60 экспертиз (результаты, по словам адвокатов, подтверждают их невиновность), допрошены десятки свидетелей более чем в 10 регионах России, где следствие искало филиалы БАРСа. На самом деле, выискивали, допрашивали, обыскивали всех знакомых обвиняемых — в Москве и Санкт-Петербурге, Московской, Ленинградской, Омской, Томской областях и на Алтае. В Твери обыскали и изъяли всю технику у пожилого священника, коллеги о. Николая (Мамаева). К делу привлечены несколько засекреченных свидетелей, показания которых заключаются в том, что обвиняемые говорили им то-то и то-то. На этих голословных утверждениях засекреченных свидетелей, являющихся, возможно, агентами ФСБ, и базируется все обвинение. Кроме организации и участия в экстремистском сообществе, всем фигурантам предъявлены еще две статьи УК: 222 и 222.1 — хранение боеприпасов и взрывчатых веществ, имея в виду те несколько патронов, выстрел гранатомета без гранатомета и гранату без взрывателя, подброшенные при обыске Сенцову.

Когда того задержали, очень активно склоняли к даче ложных показаний— чтобы «склеить» обвинение. Сенцов отказался. Его жизнь под угрозой: в марте 2018 года он перенес геморрагический инсульт. В реанимации держали в наручниках.

25 октября действия всех четверых переквалифицировали на терроризм. Оршулевича обвиняют в создании террористического сообщества (ст. 205.4), прочих — в участии в этом сообществе. Остались статьи о хранении оружия и боеприпасов. По версии следствия, БАРС проводил военизированные тренировки, намереваясь захватить область путем совершения терактов. О призывах к «насильственному устранению главы государства» свидетельствуют подброшенные трафареты и листовки. Также Оршулевичу инкриминируют вандализм в 2011 (!) году и публичный призыв к экстремистской деятельности (тоже в 2011-м). Все остальные действия, по тексту обвинения, Оршулевич, Иванов, Мамаев и Сенцов совершали «в неустановленное время и в неустановленном месте».

Оршулевичу по совокупности статей может грозить пожизненное заключение, остальным — до 20 лет тюрьмы. Дело будет рассматривать коллегия из трех военных судей Московского окружного военного суда. Все обвиняемые отказываются знакомиться с материалами дела (более 60 томов), так как считают себя ни в чем не виновными. По вечерам их водят в здание ФСБ, где они подписывают протоколы об отказе знакомиться с тем, что «напекло» им следствие в течение этих полутора лет. 24 ноября облсуд продлил всем содержание под стражей до 27 марта 2019 года.

Комментарии

Последние события: все написали заявления на ФСБ о подбросах, избиениях, пытках, принуждении взять на себя несуществующую вину. Этим занимается военное следственное управление СК по Балтийскому флоту, их уже допрашивал военный следователь. Также пишут жалобы в суды, правда, безрезультатно. Появились новости и насчет доказательной базы: провокаторы записывали разговоры при чаепитиях, которые проходили у о. Николая. Там присутствующие обсуждали власть. БФУ им. И. Канта составил заключение: все обвиняемые находятся «во внутренней эмиграции» и «проявляют нигилистическое отношение к России и ее истории». Это и закладывается в основу обвинения в терроризме.

Четверо политзаключенных (по определению правозащитного центра «Мемориал») уже скоро два года содержатся в пыточных условиях в СИЗО, потому что ФСБ дан сверху приказ выявить и обезвредить террористическую группу. В ней 19-летний (на момент ареста) мальчишка (Иванов), священник в возрасте (Мамаев), отец четырех малолетних детей, больной эпилепсией (Оршулевич) и абсолютно посторонний БАРСу Сенцов, получивший в СИЗО инсульт. Они, используя 15 разнокалиберных патронов без оружия, гранату без запала и гранатометный выстрел без гранатомета, хотели захватить Калининградскую область и передать ее Евросоюзу. Занавес!

— Националистическая монархистская организация БАРС на фоне непрекращающейся антиукраинской кампании занимала последовательно антивоенную позицию, — комментируют это дело в правозащитном центре «Мемориал». — Насколько можно судить, российские власти особенно нетерпимо воспринимают «проукраинскую позицию» в среде националистического движения. При этом сотрудничество БАРСа с другими оппозиционными организациями, участие в антипутинских акциях, требования проведения декоммунизации и переименования города в Кёнигсберг, очевидно, раздражали региональные власти и ФСБ.

16 октября 2016 года бывшая учительница и сторонница «Открытой России» Ольга Малышева в Калининграде вышла на согласованный властями пикет, устроенный БАРСом, с плакатом «Нет войне» — против военной истерии. Ее привлекли к административной ответственности по 20.2 КоАП РФ. Малышева подала иск о компенсации морального вреда за незаконное составление протокола. И только сейчас, 21 января, спустя более двух лет, суд выиграла: иск удовлетворен, моральный вред оценен в 5 тыс. рублей.

— Никак не могут им дело состряпать, — говорит Ольга Малышева «Новой». — Требуют одного: чтобы оговорили друг друга. Вся эта кампания в СМИ во главе с местным тогда Долгачевым (директор ГТРК «Калининград» с 31.05.2016 по 31.05.2018. — А.Т.) ставила цель опорочить их в глазах большинства. И цели добилась. Вешали на них всех дохлых собак. Однако изначально ясно было, и я ребятам (БАРСу) говорила, их затея с возвращением городу немецкого имени в теперешнее время добром кончиться не может. А они делали все открыто и гласно. Парни со своими идеалистическими взглядами — все о Боге да о чести, идеал — белые офицеры — крепко влипли. Безумно жаль их всех. Арестован Игорь Рудников, редактор газеты «Новые колеса», депутат облдумы, сейчас он тоже в СИЗО. Уже осужден Борис Образцов, редактор газеты «Тридевятый регион». СМИ региональные разогнаны. На митинги теперь люди выходят с требованиями освободить всех этих шестерых.

— На грани фантастики и вымысла, — говорит о деле БАРСа адвокат Оршулевича Дмитрий Динзе. В последние дни широко обсуждается дело «Сети», в котором Динзе участвует. Так вот:

— С делом «Сети» ничего общего. Ребята не дали признательные показания, и изначально их вели как экстремистское сообщество, все поменялось к концу прошлого года, когда следователи решили: раз уж в деле есть трафареты по поводу госдеятеля и пара ржавых патронов — вменить терроризм. Но все отрицают вину полностью. На сделки со следствием никто не пошел. Никаких тренировок не было. С делом «Сети» связь прослеживается по шаблону и только.

Динзе подтвердил «Новой», что начата проверка методов работы УФСБ:

— СК по Балтике проверяет факты оказания физического воздействия при задержании всех фигурантов дела БАРСа. К моему клиенту приезжали и брали объяснение. Неделю назад вызывали жену Оршулевича и ее опрашивали. Указали, что объяснения понятых и родственников, самого Оршулевича не совпадают с заключением по телесным повреждениям: якобы он их мог получить за неделю до задержания. (Нам не дали фотографировать материалы дела — только читать, и, насколько помню, экспертиза указала, что телесные повреждения получены до задержания.) Жена настаивала на том, что его били и заставляли оговорить других фигурантов. Сейчас работают с другими обвиняемыми, берут у них объяснения. Разбираются насчет наручников. Но родственникам пояснили, что проверка результата не даст. Все равно в возбуждении уголовного дела откажут. Ждем, пока СК проведет всю работу. Если появится решение отказать — обжалую.

Следователь ФСБ, ведущий дело, в связи с конфликтом и обострением отношений с защитой и обвиняемыми отказывается дать свидание с родственниками.

Все происходит странно: следователь не дает защите материалы дела и никого не вызывает, чтобы с ними знакомиться. Вот только первый раз за месяц пригласил. Клиента две недели подряд возили к следователю, он часами стоял на лестнице с операми, после чего его увозили, и ничего не происходило.

Жена Александра Ванда Оршулевич подтвердила «Новой», что найденные при обыске предметы не принадлежали их семье и никогда не находились у них дома. «Появились они у нас дома во время обыска. Это трафареты, баллоны с краской, листовки и мобильный телефон».

Александр был единственным кормильцем семьи. Четверо детей: 2, 4, 6, 8 лет. Младший ребенок только пошел в сад. «Нам помогают неравнодушные люди».

Политзаключенному Александру Оршулевичу — еще раз — светит пожизненное.